Лето 1943 года мне не забыть никогда. Шла Великая Отечественная война. Наши отцы, матери, братья и сёстры били врага на фронте, а мы (дети) помогали им в тылу своим трудом: пололи поля от сорняков, рыхлили грядки, убирали морковь, свёклу, садили, окучивали картошку и убирали урожай, собирали колосья, работали на Станции юннатов – выращивали большие урожаи овощей... Поспевали повсюду. Организовывали тимуровские команды – помогали семьям фронтовиков пилить, колоть дрова, шили приданое новорождённым, мастерили своими руками кисеты и носовые платки бойцам...
А вот в это лето нас отправили в пионерский лагерь в Зеленец. Жили мы в 2-этажном здании, где размещалась школа. В доме бывшего священника. Чуть ниже, на крутом берегу, возвышалась церковь. До этого времени я не бывала в храме. Дома об этом разговоров не шло. Улучив свободную минутку после трудового дня, тихонько пробралась в церковь...
Ворота висели на одной петле. На стенах – роспись. Стёкла выбиты, на полу – мусор вперемешку с битым стеклом, под ногами хрустели осколки. Я стояла, как заворожённая, закинув голову, рассматривала роспись под куполом – парящих ангелов. Взгляд мой скользнул по стене. Женщина с огромными проницательными глазами с Младенцем на руках смотрела на меня. Она была похожа на мою маму. Казалось, вот-вот Она сойдёт ко мне, приласкает, скажет добрые слова. Я стала чаще заходить, чтобы ещё и ещё раз посмотреть на свою красавицу. И однажды Она ласково подмигнула. Мне стало не по себе... Я опрометью выскочила наружу. Долгое время обходила церковь. Но однажды, улучив удобный момент, вновь оказалась в ней. Женщина манила меня к себе...
Нас растили атеистами. И всё равно какая-то сила нас тянула к вере. Мы не осознавали величия Православия, но подсознанием понимали, как это важно для нас. Я ещё не знала, что мой дед (по маминой линии) Михаил Григорьевич Мысов – священник, что он был репрессирован, а бабушка, Мария Венедиктовна, умерла от инсульта, не пережив трагедии. Было такое время, когда умалчивали о многом. Не знала, что в 1940 году в нищете и одиночестве умер в д. Сёльыб мой второй прадед – священник Венедикт Колмаков, отец моей бабушки, что 6 сыновей прадеда, священника Григория Мысова, репрессированы, расстреляны.
Рядом с церковью было кладбище, все кресты были перебиты, осквернены, могильные холмики разравнены. Мне казалось странным это. Но нам никто ничего не объяснял. Мы резвились, играли в прятки. Однажды я провалилась на большую глубину. Почувствовала под ногами прогнившие доски и сырую плотную землю, запахло прелью. Испугалась... Кричать не могла, комок сидел в горле. Сколько я провела в подземелье – трудно сказать. И тут, как в сказке, перед глазами возник образ Женщины с Младенцем на руках. Невольно вырвалось: «Мама!».
Надо мной появились головы ребят, мне опустили конец ремня. С трудом, опираясь ногами на стенки могилы, трясущаяся, я выбралась на белый свет. В этот вечер я не могла ни есть, ни спать. Мной овладела одна мысль: ещё раз посмотреть на Женщину с Младенцем и во что бы то ни стало вернуться домой к маме. И такой случай подвернулся. Приехала из Сыктывкара грузовая машина, привезла продукты. Обратно шла порожняком. Отпросилась у начальника пионерского лагеря домой, и та мне разрешила. Назад я уже не вернулась.
Инесса Колегова
Из архива краеведа А. Г. Малыхиной